Оглавление

Для светского общества времен Второй империи были характерны легкомыслие и притворная добродетель, расчетливость и грошовые заработки; в глазах общества не было ничего недозволенного, лишь бы сохранялась видимость приличий и благопристойности. Вполне допускалось, что муж может изменить жене и даже растранжирить ее состояние на содержание кокоток, но не узаконенный брак, презрительно именуемый связью, приводил человека к полной изоляции, мать-одиночку презирали, а незаконнорожденных детей гнали отовсюду.
 
В истории жизни Мане отразились низменные черты этого общества двойной морали. Двадцатилетним юношей он прижил ребенка с девушкой, дававшей уроки ему и его младшему брату. Произошло все просто, без затей, и стоит лишь подивиться тому, как в этом кругу, где недоверчивость всегда считалась благоразумием, где нужно было быть постоянно настороже, могли допустить, чтобы столь свеженькая и аппетитная девица, как Сюзанна Леенгоф, давала частные уроки двум юнцам без соответствующего надзора. Юная голландка казалась мадам Мане воплощенным достоинством и целомудрием... Не могла же она предвидеть, что Эдуард, после путешествия в Рио-де-Жанейро в качестве ученика лоцмана на борту «Гавра и Гваделупе», раскрепоститься до такой степени, что подхватит сифилис и очень скоро сам начнет давать уроки Сюзанне, но несколько иного характера.Эта банальная история никогда не стала бы достоянием гласности, если бы не беременность Сюзанны. Страстно влюбленный Мане открылся матери, не решившись довериться отцу: тот был сурового нрава. Умная и решительная женщина, мадам Мане постаралась сделать все, чтобы сохранить благопристойность: она отправила молодую женщину на время родов в укромное место, чтобы Эдуард никоим образом не принимал участия в появлении на свет ребенка, а сам этот факт тщательно скрывался.
 
С того момента история начинала принимать совсем иной оборот, подходящий для какой-нибудь комедии Лабиша или Оффенбаха. Родившийся 29 января 1853 года ребенок был объявлен сыном Сюзанны Леенгоф и неизвестного отца. В акте о гражданском состоянии он был записан под вымышленным именем Леона Коэлла, очевидно, благодаря какому-то влиятельному вмешательству. Мальчика крестили, и в качестве крестных родителей, державших ребенка над купелью, выступили Мане, отец ребенка, и Сюзанна, его мать.
 
Но на этом история не закончилась: вначале младенец был отдан кормилице, а в 1863 году, после смерти господина Мане-старшего, даже не подозревавшего о существовании ребенка, малыш Леон поселился с родителями; с этого момента мальчик жил как нежно любимое, обожаемое дитя. Малыш часто служил моделью для Мане, что, несомненно, свидетельствует о необычайной отцовской привязанности. Но официально Мане так и не признал сына! Ребенка представляли как младшего брата его мамы, Сюзанны. Супруги очень боялись того, что могут сказать о них в обществе, и, конечно, не хотели, чтобы кто-нибудь узнал, что у них еще до свадьбы родился ребенок.
 
Комедия продолжалась даже после смерти Мане, умершего на руках Леона и оставившего ему все свое состояние. Сын, не желая ничем выдать проступок матери, только после ее смерти назвал наконец свое настоящее имя и вступил в брак; в то время ему исполнилось пятьдесят лет.