Оглавление

Если спросить, кто такая «тургеневская девушка», большинство наших соотечественников ответят, подняв глаза к небу, «Ну, это такая девушка... поэтичная, нежная, легкая, влюбленная, изящная...» и т. п. Между тем, женский образ, созданный И. С. Тургеневым, отличает совсем другое.
 
Тургеневская девушка — это прежде всего сильная натура, целеустремленна, не просто готовая, но жаждущая служить и жертвовать собой ради какой-либо высокой идеи. Такие девушки в произведениях Тургенева ищут мужчину, который бы беззаветно служил высокой идее, чтобы полюбить его, пойти за ним без оглядки и всю жизнь помогать ему в служении этой идее. ...И тургеневские девушки не находят таких мужчин. Вернее, сначала думают, что находят, а потом жестоко разочаровываются (см., например, замечательный прощальный диалог типичной тургеневской девушки Наташи с велеречивым Рудиным, проповедником всяческих красивых идей). Все мужские Тургеневские образы нравственно, идейно гораздо слабее женских образов.
 
Казалось бы, героем, достойным тургеневской девушки Елены Николаевны Стаховой (роман «Накануне»), является Инсаров, спешащий сражаться за независимость и свободу своей родины. Но, во-первых, он — болгарин, а во-вторых, умирает от болезни, так и не совершив ничего великого или даже значительного, мало того — он даже не доехал до своей родины.
 
Видимо, в российской действительности писатель не находит героев-мужчин, которые были бы под стать тургеневским девушкам. А может быть, он описывает себя, и в каждом из его героев есть что-то от И. С. Тургенева?...
 
Однако, вопрос в другом. Кем становятся тургеневские девушки? О судьбе Наташи из романа «Рудин» читатель может лишь догадываться (известно только, что она выходит замуж и, говорят, счастлива). Елена Николаевна Стахова из романа «Накануне» доходит в своем служении до конца: похоронив мужа, умершего по дороге в Болгарию, она продолжает путь и безвестно умирает, став сестрой милосердия.
 
Письмо Елены Николаевны Инсаровой к своим родителям: «Милые мои родные, я навсегда прощаюсь с вами. Вы меня больше не увидите. Вчера скончался Дмитрий. Все кончено для меня. Сегодня я уезжаю с его телом в Зару. Я его схороню, и что со мной будет, не знаю! Но уже мне нет другой родины, кроме родины Д. Там готовится восстание, собираются на войну; я пойду в сестры милосердия; буду ходить за больными, ранеными. Я не знаю, что со мной будет, но я и после смерти Д. останусь верна его памяти, делу всей его жизни. Я выучилась по-болгарски и по-сербски. Вероятно, я всего этого не перенесу — тем лучше. Я приведена на край бездны и должна упасть. Нас судьба соединила недаром: кто знает, может быть, я его убила; теперь его очередь увлечь меня за собою. Я искала счастья — и найду, быть может, смерть. Видно, так следовало; видно, была вина... Но смерть все прикрывает и примиряет, — не правда ли? Простите мне все огорчения, которые я вам причинила; это было не в моей воле. А вернуться в Россию — зачем? Что делать в России?
 
Примите мои последние лобзания и благословения и не осуждайте меня». (Из романа И. С. Тургенева «Накануне»)
 
Среди «тургеневских девушек» Лиза Калитина занимает особое положение. Она также обладает целостностью характера и сильной волей, но стремится не к общественно-практической деятельности, а к совершенствованию собственной личности. Она живет в ладу с миром людей и природы, а когда теряет эту связь, то уходит служить Богу, не хочет идти ни на какие сделки с совестью, это противоречит ее нравственным принципам, а через них она никогда не переступит. И это очень роднит Лизу Калитину с Татьяной Лариной.
 
Внутренняя красота Лизы заключена в полном и безусловном самопожертвовании, в остром ощущении невозможности основать свое счастье на несчастье другого. Поэтому путь этой «тургеневской девушки» приводит ее в монастырь.
 
В Российской действительности не было «тургеневских девушек». Тургенев их выдумал. И они появились. И кем же они стали? Или могли бы стать? Если это были типичные «тургеневские девушки» (то есть — не лизы калитины с их нравственными, религиозными идеалами и устремлениями), то они должны были стать революционерками.
 
В русской литературе есть образ, который, на мой взгляд, очень точно характеризует вполне возможную будущность типичной «тургеневской девушки», которая увлечена социальными, а не религиозными идеалами. В повести М. М. Булгакова «Собачье сердце» (1925 год) выведен образ некоей Вяземской как одного из членов домоуправления, вторгшихся в квартиру проф. Ф. Ф. Преображенского. Своим внешним видом Вяземская ничем не отличалась от своих спутников (Швондера, Пеструхина и Шаровкина):
 
« — Во-первых, мы не господа, — молвил, наконец, самый юный из четверых, персикового вида.
— Во-первых, — перебил его Филипп Филиппович, — вы мужчина или женщина?
Четверо вновь смолкли и открыли рты. На этот раз опомнился первый тот, с копной.
— Какая разница, товарищ? — Спросил он горделиво.
— Я — женщина, — признался персиковый юноша в кожаной куртке и сильно покраснел».
 
Что мы можем сказать об этом персонаже — «персиковом юноше», оказавшимся женщиной? То, что эта девушка — слуга революции! — из дворянской семьи, «из бывших», как тогда говорили. Об этом свидетельствует и ее благородная фамилия (Вяземская), и ее болезненная реакция на обращение к ним — «господа», и несколько ее реплик, говорящих о ее образовании и культуре речи. В финале встречи (после телефонного звонка проф. Преображенского «куда следует») происходит также характерный (для «тургеневской девушки»!) разговор:
 
« — Если бы сейчас была дискуссия, — начала женщина, волнуясь и загораясь румянцем, — я бы доказала Петру Александровичу...
— Виноват, вы не сию минуту хотите открыть эту дискуссию? — Вежливо спросил Филипп Филиппович.
Глаза женщины загорелись.
— Я понимаю вашу иронию, профессор, мы сейчас уйдем... Только я, как заведующий культотделом дома...
— За-ве-дующая, — поправил ее Филипп Филиппович.
Хочу предложить вам, — тут женщина из-за пазухи вытащила несколько ярких и мокрых от снега журналов, — взять несколько журналов в пользу детей Германии. По полтиннику штука.
— Нет, не возьму, — кратко ответил Филипп Филиппович, покосившись на журналы.
Совершенное изумление выразилось на лицах, а женщина покрылась клюквенным налетом.
— Почему же вы отказываетесь?
— Не хочу.
— Вы не сочувствуете детям Германии?
— Сочувствую.
— Жалеете по полтиннику?
— Нет.
— Так почему же?
— Не хочу.
Помолчали.
— Знаете ли, профессор, — заговорила девушка, тяжело вздохнув, — если бы вы не были европейским светилом, и за вас не заступались бы самым возмутительным образом (блондин дернул ее за край куртки, но она отмахнулась) лица, которых, я уверена, мы еще разьясним, вас следовало бы арестовать.
— А за что? — С любопытством спросил Филипп Филиппович.
— Вы ненавистник пролетариата! — Гордо сказала женщина.
— Да, я не люблю пролетариата, — печально согласился Филипп Филиппович».
 
Чем гражданка Вяземская не «тургеневская девушка»? Ради высоких социальных идей (революционных) она отказалась от всего: от семьи, в которой выросла, от богатства (она носит скромную практичную мужскую одежду, и уж наверняка живет не в семи комнатах), всеми силами служит делу революции, в которую верит, сочувствует детям Германии и любит пролетариат.
 
Но есть и другой путь у «тургеневской девушки» — у той девушки, которая имеет не только сильный характер, поэтическую натуру, цельность и целеустремленность, но имеет еще и твердые религиозные убеждения. Именно они уберегут ее от крайностей и разрушительности социальных идей (когда прошлого не жаль, Бога нет, а личным благополучием надо пренебречь — ради будущего), именно они наставят ее на путь служения нравственным ценностям, а любовь к Богу и ближнему принесет благодатные плоды.
 
Ф. М. Достоевский сказал: «русский человек без Бога дрянь». А «тургеневская девушка» без Бога — Вяземская.